Чай из утренней росы. Часть 17

Отец укрыл её одеялом, обнял и прижал к себе:

- Успокойся, душа моя, - он зажёг мягкий свет настенного бра и ласково прошептал ей на ухо. - Посмотри: уже шесть утра, в такое время ничего страшного не должно сниться, страшное снится обычно поздней ночью, успокойся.

- Не могу... У меня перед глазами до сих пор этот ужасный сон, словно я видела всё наяву... Ой, Юра, ой...

- Успокойся, что ты видела?

Ольга сбивчиво начала:

- Видела двор нашего дома. Наш двор - мой, твой и Костика, понимаешь? И Костика тоже... - и замолчала, тупо уставившись в одну точку.

- Я понял, Оленька, - осторожно прошептал отец, - был наш двор нашего дома, и Котика тоже. А дальше?

- А дальше... мы с тобой лежали по середине двора и пытались заняться любовью на виду у всех жильцов... О-о-й...

Отец быстро заглянул в её глаза, секунду подумал, отстранился и оценил:

- Действительно... страшно интересно: ну-ну:

- Любопытные жильцы прикатились как горох и заполонили весь двор, но некоторые смотрели из окон... И Костик тоже смотрел из окна...

- И он смотрел? - озадаченно спросил отец.

- Да... Костик широко распахнул рамы, перегнулся и глядел на нас, но ничего не выражал на лице, я очень отчётливо видела... Ты знаешь, Юра, это плохо, что он ничего не выражал...

- Душа моя, ты не углубляйся в психологию, ты по сути давай, по сути. Что было дальше с нашей дворовой любовью?

Ольга проглотила подступивший ком и с большим трудом стала продолжать, и было видно, что она реально представляет перед собой картину ужасного сна:

- Среди жильцов во дворе было много калмыков-дворников, они буквально стояли через одного...

- Откуда их столько взялось-то? У нас дворников раз-два и обчёлся! - сказал отец и вдруг осёкся. - О, Господи, это же сон... ну-ну:

- А ты... - её голос задрожал, - а ты никак не мог в меня попасть, всё тужился-тужился и никак... И тогда один из калмыков насмешливо крикнул: "Им надо помочь как неопытным собачкам во время случки: я сейчас возьму его за член и направлю в дырочку!" - и Ольга всхлипнула. - А все жильцы так засмеялись, так загоготали... Ой, Юра, это что-то страшное...

Отец заревел басом:

- Это я-то не мог попасть?! Гнусная ложь! - и снова осёкся. - О, Господи, это же сон... Извини, Оленька. Ты скажи, я ответил что-нибудь этому идиоту калмыку?

Ольга вытерла слёзы краем одеяла и сказала:

- Ты крикнул всем сразу: и калмыкам, и жильцам: "Чего собрались, мать вашу! Никогда не видели, что ли?!".

- А они?

- А они тебе с тем же смехом: "Чужого никогда не видели! Очень интересно посмотреть, как вы будете спариваться!" - и Ольга тоненько завыла.

- Тихо-тихо. Что ты. Успокойся. Вот мерзопакостные люди! Вечно эти соседи и дворовые лезут в личную жизнь и наяву, и во сне!

- Ничего себе во сне, он был такой реальный, что я прямо всей спиной чувствовала сырую землю... - жалобно простонала Ольга.

- А мы что... были раздеты?

- Ясное дело, мы были совсем голые...

- И ты лежала подо мной?

- Ну конечно, если я спиной сырую землю ощущала - значит лежала...

- Вот так и простудиться можно, вот почему ты дрожишь! О, Господи, это же сон... извини, я настолько поверил в эту страшную историю: Скажи, я всё-таки попал в тебя?

- Нет, так и не попал, и калмыку не дал помочь: Но самое страшное впереди, Юра... - и она плотней прижалась к нему.

- Что ты говоришь?!

- Да... Представляешь, этот калмык как заорёт вдруг: "Хватит! Сколько можно девушке мучиться?! А ну, давайте вольём ей сперму ишака!".

- Какой кошмар!

- Да... И все жильцы согласились, ой-ёй-ёй...

- Вот гады, а при встрече так мило улыбаются, кивают! Подожди, а Костик тоже был "за"?

Ольга громко всхлипнула:

- Он молчал, как истукан, и это было страшнее страшного, лучше бы поддержал всех жильцов...

- Ещё чего! Он просто знал и верил, что я обязательно попаду!

- Но ты же никак не мог этого сделать...

- Вот я и не пойму - почему?! Наверное холодно было, чёрт побери! . . Ну и что со спермой ишака, в конце-то концов?

- Приехала "скорая" , врачи оттащили тебя в песочницу, а мне вот таким огромным шприцем влили сперму ишака-а-а... ой-ёй-ёй...

- Та-а-к, - констатировал отец, - значит, душа моя, родишь ослика!

Ольга посмотрела на него растерянным взглядом, из глаз полились слёзы, и она с надрывом в голосе проговорила:

- Зачем ты смеёшься?! Мне до сих пор страшно, а ты смеёшься! Может этот сон - нехороший вещун!

- Да какой там вещун? Сон и есть сон - пустышка, фьють и нет его. Ты что старая бабушка, чтобы верить? Перестань, Оленька, нам только рыданий не хватало, - отец нежно вытер слёзы на её лице, чмокнул в припухшие губы и доверительно сказал. - Вот что, душа моя: раз уж мы проснулись так рано, пойдём-ка с тобой к воде Финского залива, пока спит наш Миша Саенко, умоемся целебной водичкой, глубоко надышимся чистейшим воздухом, и ты сразу успокоишь свои нервы. А? Идём?

Ольга освободила руки из-под одеяла, обхватила отца за шею, прислонила свой лоб к его лбу и спросила, всё ещё хлюпая носом:

- А что же всё-таки будет с Костиком, Юра? Что с ним будет?

- А что с ним может быть - будет великим писателем. А мы с тобой пригласим его в Эль-Фуджейру на творческую встречу с местной арабской элитой, и однажды ночью ты хорошенько подумаешь-подумаешь и убежишь обратно к нему. А я превращусь от горя в дряхлого Юр-хан-бабая, прикреплю к макушке здоровенный рог буйвола и стану завывать на луну с утра до вечера.

Ольга грустно усмехнулась и сказала:

- О, боже, какой же ты актёр-актёрище... скоморох ты мой любимый...

Я проснулся на диване второго этажа, куда ночью удрал от голой Натальи, крепко прижимал к груди ноутбук и большой почтовый конверт.

Бра на стене не горело, в окно глядел светлый день, а часы показывали 12: 15.

Ноутбук - это понятно, обнял и заснул, а конверт откуда? А-а, конечно, Наталья подсунула.

Я приподнялся, сел на диване и прочитал адрес отправителя:

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, КОЧЕТКОВ АЛЕКСАНДР, НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ, ДОМ 12.

Кочетков Александр - папарацци из Петербурга, я познакомился с ним на выставке, откровенно подкупил парня и попросил проследить за моими подопечными на территории дачи Миши Саенко. Молодец Александр, не подвёл, прислал.

Распечатав конверт, я вытянул одну из нескольких больших цветных фотографий: в рассеянных клубах белого пара русской бани на деревянной лежанке отец и Ольга занимались любовью.

Скорее всего - Александр снимал через отверстие в стене, резкость по краям кадра была размыта, но сами персонажи банной любви узнавались на все сто процентов.

Я хотел посмотреть другие фото, уже почти вынул из конверта, но передумал, ну их к чёрту этих персонажей, противно всё это, сунул обратно и спрятал конверт под подушку.

Одёрнув пижаму и причесав ладонью шевелюру, я спустился по ступенькам вниз и распахнул дверь, ведущую на террасу.

Терраса была вымыта, проветрена, в ней пахло свежестью, табуретки стояли на столе и торчали вверх ножками, будто чуткие антенны.

Я заглянул в свою большую комнату.

Наталья, закатав штанины и рукава, широким и крепким движением драила там полы. Услышав шаги, она поднялась во весь рост, придержала тряпку над тазом и внимательно уставилась на меня.

- Кап, кап, кап-кап-кап! - музыкально шлёпала вода с её тряпки.

Облокотившись на притолоку двери, я спокойно спросил:

- Когда принесли конверт?

- Час назад, ты спал, - грустно ответила она и примостила тряпку на край таза. - Пришёл дядька из местной почты, постучал в ворота и сказал, что заказной конверт на имя Ларионова Константина Юрича.

- Сколько взял?

- Сто пятьдесят.

- Хапуга твой дядька, а тебе спасибо, сейчас отдам.

- Вот квитанция, я не вру, вот она, сто пятьдесят, - Наталья достала из кармана мокрый клочок бумаги.

- Убери, я же не тебя хапугой назвал. Ладно, - я помолчал, подумал и спросил. - Ты где, говоришь, китайский костюм брала?

- У подруги, она - костюмер в институте Культуры.

- Ещё три таких можешь взять? За прокат заплатим.

- Конечно, я всегда готова помочь тебе.

Я хмыкнул:

- Ты хоть бы спросила - зачем, сразу - "всегда готова" , может я нехорошее дело задумал, а ты как будущий юрист совершенно небдительна.

- Всё равно для тебя готова, - она ответила так же грустно и тихо.

- И ты уверена, что подруга не откажет?

- Уверена. У неё там полно всякого, а этих китайских вообще навалом, есть и сказки.

- Я думаю, что сказки мы оставим на потом, - я тяжело вздохнул и ударил кулаком по притолоке, - сейчас на первом плане жестокая реальность.

Наталья посмотрела на меня внимательней и каким-то чутьём попала в самую точку:

- Ты хочешь в этих костюмах встретить Ольгу и своего отца?

- Молодец, - скупо похвалил я, - вот сейчас как будущий юрист ты проявила точную прозорливость. Как догадалась?

- Очень просто: другой жестокой реальности, кроме их приезда для тебя не существует.

- Не существует, - акцентировал я.

- А что задумал, если не секрет?

- Гениальное феерическое шоу, которое завтра должно состояться с помощью твоих костюмов.

- Да что ты говоришь? - она теперь слегка улыбнулась. - Выходит, Костик, мой вчерашний приезд тебе подсказал что-то интересное?

- Выходит подсказал: только смотри не зазнайся, а то опять: обозлишь меня...

- Всё-всё, злить больше не буду. А что за шоу?

- Узнаешь попозже, а если захочешь - можешь поучаствовать.

- Хочу, безумно хочу! - она заметно прибодрилась.

- Сначала - костюмы, сегодня, сею секунду, для меня это очень важно.

- Хорошо, я готова!

- Значит, поехали?

- Поехали!

- Сбор через пятнадцать минут, иди, одевайся.

- Извини, Костик, можно один вопрос?

- Извиняю, можно.

- А ты Ольгу с отцом: будешь убивать?

- Буду делать из них лапшу:

Моя тёмно-вишнёвая "Honda" летела по загородной трассе.

Наталья расслабленно утопала в соседнем кресле, ей было очень приятно мчаться на моей машине, глядеть вперёд в бесконечную даль и ловить минуты счастья, она повернулась ко мне и с улыбкой пропела:

- "Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка это - флаг корабля!"... Капитан, а у нас сегодня только один причал - института Культуры? Или ещё какие?

- Институт Культуры - первый и главный причал, - ответил я задумчиво.

- Так, - она загнула палец, - первый причал. - А второй?

- Зачем тебе сразу второй? Ты видишь, что там впереди?

- Окружная.

- Ну, говори.

- А-а-а, да-да. По окружной до Химок, а там будет огромный указатель "Платформа Левобережная" , потом я покажу.

- Понял. Дальше, второй причал - московский двор, встреча с калмыком.

- Зачем?

- Без комментариев, я же сказал - попозже всё узнаешь. Терпенье.

- Ясно. Второй причал - калмык, - и Наталья загнула второй палец.

- Третий и последний - моя квартира, подготовка феерического шоу, репетиции, генеральные прогоны и терпеливое ожидание главных участников из Петербурга.

Наталья загнула третий палец.

- Значит так, - пояснил я, - своей подруге меня представишь двоюродным братом, всё-таки родственник, лишь бы костюмы дала.

- Женихом! - предложила Наталья.

- Нет, - категорично ответил я, - женихом слишком круто.

- Ну и что? Круто и красиво! А костюмы нужны для свадьбы, у нас может задумка такая, она вообще тогда без проката отдаст, без всяких денег!

- Да?

- Конечно! Ленка как узнает про мою свадьбу - какие там деньги!

- Молодец Ленка, ладно. Ты только смотри там: слишком не переигрывай про свадьбу, не хочу, - и я серьёзно посмотрел на неё.

- Не хочешь - не буду, хотя напрасно, свадьба - очень классное мероприятие, но: конечно: смотря с кем:

- Ты опять злишь?!

- Нет-нет! - и Наталья замахала руками. - Давай дальше, Костик, про калмыка!

- Дальше - дворник калмык. У меня с ним серьёзный разговор, ты сидишь в машине и ждёшь.

- Хорошо, сижу и жду! . . А почему меня не возьмёшь к своему калмыку?

- Сказал же: серьёзный разговор!

- Всё-всё, Костик, сижу и жду!

Я откинул голову на спинку кресла и вздохнул:

- А теперь давай помолчим, хочу тишины.

- Молчи-молчи, - она понимающе закивала головой, но всё же шёпотом спросила. - Извини, Костик, один вопрос:

- Ну.

- Можно посмотреть фотографии в том большом конверте? Почему ты скрываешь от меня? Я же тебе помогаю с костюмами.

Я перегнулся к заднему сиденью, протянул руку, взял заказной почтовый пакет и положил ей на колени.

Наталья не знала суть фотографий, спокойно вынула первое фото и тут же громко ахнула:

- Ой! Боже! Это: это они?! Боже! - и даже на секунду прикрыла глаза от увиденного ужаса, потом вынула второе фото похлеще первого, и по щекам покатились неожиданные слёзы. - Как же такое получается? . . Это что же творится, Костик? . . - она до того поразилась, вынимая одно фото за другим, что начала тихо плакать.

- Ой... Какой кошмар... Ко: Костик:

Я рванул из рук Натальи фотографии вместе с конвертом и кинул обратно на заднее сиденье.

Наталья сочувственно продолжала реветь, неотрывно глядя на меня и прижав ладошки к своей груди...

Ленка-костюмер, обманутая нами, была весёлой светловолосой и пышнотелой девицей с открытым русским лицом, Радостно встретив нас, она по-простецки сказала:

- А ты никак плакала, невестушка? Я не пойму: глаза красные как у крысёнка: нос на свёклу похож, ты в зеркало-то глянь, страхолюдна, - и засмеялась, повернувшись ко мне. - Вы уж, Костик, простите, мы с Наташкой по-свойски.

Я кивнул и улыбнулся собачьей улыбкой.

Наталья глянула в зеркало и также по-свойски ответила:

- Ты - злыдня, а не подруга, как можно при любимом женихе меня крысёнком обзывать?

Я закашлял.

Наталья с удовольствием врала:

- Ещё как плакала, Ленка, ой, как плакала. Мы только вышли из ЗАГСА, когда заявку подали, и я - в слёзы, лью и лью.

- Вот, дурёха, ей счастье привалило, а она - в слёзы.

- А как же без них-то, подруга? Ну, думаю, всё, новая жизнь началась, и мне так страшно стало, а Костик парень весёлый, вроде тебя, сидит за рулём, поёт и утешает:

"Ты не стой и не плач, как царевна-несмеяна,

Это глупое детство прощается с тобой!".

И тут Ленка-костюмер схватила меня под руку, прижала к себе и радостно заголосила:

- Ой, Костик, так вы такие прелестные песни знаете?! А давайте целый куплет споём, это же моя любимая песня, я ведь раньше в этом институте на хоровом отделении училась, а потом бросила и сюда пошла!

- Давайте-давайте... можно куплет... чего же не спеть с хорошим человеком: - ответил я и покосился на Наталью.

Наталья развела руками.

Мы с Ленкой-костюмером дружно спели, к тому же слова я прекрасно знал:

"Всё пройдёт, всё пройдёт или поздно или рано,

В тихом сне, в тихом сне и сиянье голубом!

Так не стой и не плач, как царевна-несмеяна,

Это глупое детство прощается с тобой!".

Ленка без всякого стеснения чмокнула меня в щёку, Наталью - в губы и с восторгом прокричала:

- Вот, сразу видно - писатель, культурный и душевный человек! Ну, Наташка, люби Костика больше жизни! Поздравляю и жду приглашенья на свадьбу! Та-А-К, значит ещё три китайских?! Щас отгрузим! Слушай, а ни хочешь костюмы Кикиморы и Лешего?! До того классные костюмчики, вся свадьба со смеху помрёт! . .

Грустная Наталья осталась одна в машине, слушала музыку и уплетала батон белого хлеба, запивая молоком из пакета. Сквозь лобовое стекло она смотрела в глубину двора, где я сидел в детской песочнице с тремя калмыками.

Внимательно дослушав меня, Коля-калмык покивал головой, поцокал языком и сказал:

- Да-а-а-а, карашо придумал Константина, настоящая кино, детектива, - и повернулся к своим друзьям.

Они сразу подхватили:

- Да-да, очень шустрый придумка, интересный придумка.

- Однако страшно хлопотный придумка, много работай придётся.

Коля-калмык поднял руку, остановил друзей и для пущей важности переспросил меня:

- Значит, Константина, будешь по честный платить и накормить-напоить тоже будешь? Так тебя понимай?

- Так, - подтвердил я.

- Карашо: сколько платить и чем накормить-напоить?

Я ответил:

- Пятнадцать тысяч на троих. Королевского стола не обещаю, но водку, картошку с селёдкой, колбасу и сыр гарантирую.

Все трое калмыков сгрудились, что-то заговорили по-своему, и старший Коля снова обратился ко мне:

- У нас есть мало-мало вопроса.

- Давай.

- А сухари в турму ты тожа нам носить будешь?

Я тупо посмотрел на него:

- Какие сухари? Какая тюрьма? С чего ты взял?

- Опасно, однако, - покачал головой Коля-калмык, - твой Ольга и твоя папа узнавать нас могут, в милиция скажут, а в милиция что: сухари и турма. Э-э-э, Константина, опасно бывай.

- Да перестань, Коля, как же они узнают, если на вас будут китайские костюмы, я же объяснял, а на лицах - страшные маски. Чего тут опасного?

- Э-э-э, а вот страшный маска как раз можно до смерти запугать, особенно твой Ольга. Он у тебя спортсмен тонкий и хрупкий как былинка в степи, шибко эмоциональный как травка на ветру, так закричать может - ой-ёй-ёй!

- Тьфу ты чёрт! - не выдержал я и хлопнул себя по колену. - А вы для чего?! Для чего я вас собираю и хочу хорошие деньги платить, чтобы всякие Ольги крик подняли?! Ваша задача в том и состоит: не единого писка с их стороны не должно быть, припугнули, связали, поставили куда следует и ушли, остальное - моя проблема! - я безнадёжно махнул рукой. - Эх, Коля, брат называется, калмык, товарищ, друг степей! Я-то думал - приеду, поговорю, он поможет, а Коля сдрейфил! Милиция! Сухари!

- Тихо-тихо, - успокоил Коля, - ты шибко кипячий, Константина, остывать надо и трезво бывает глядеть надо.

Остальные калмыки снова затараторили, обсуждая что-то, но старший Коля одёрнул друзей и сказал мне:

- Есть ещё мало-мало вопроса.

- Если про сухари, лучше не спрашивай, давай сразу разойдёмся! - строго ответил я.

- Про другой хочу, зачем сухари.

- Про "другой" давай!

Коля-калмык откашлялся и выдал:

- Тутва через два дом в третий двор татарин-дворник есть, у него подсобная кобыла на ходу. Я с этим дворник близко дружить. Мы пригоняй сюда кобыла, вязать к ней сзади твой Ольга длинный верёвка и катать по наш двор на виду всех жилец, лучший позор и наглядный урок для твой предатель Ольга не может быть. Я же тебе говорил кода-то.