Профессия: ведьма. Часть 16

И тут этот мерзавец схватил меня за ногу! Не просто схватил, а дернул, грубо и бесцеремонно. Одной рукой я продолжала держаться за седло, вторая соскользнула, инстинктивно вцепившись в Ромашкин хвост.

- Ты куда?

- Туда!

- Зачем?

- Затем! - Я лягнула Лёна свободной ногой. Ромашка, оскорбленная до глубины души, добавила копытами, поддав задом, как норовистый осел. Я разжала руки, а Лён - нет. В результате, на долю секунды зависнув в воздухе, я упала лицом вниз. Да будет земля мне пухом!

- Ты что, рехнулся? - Заорала я, выворачивая голову и отплевываясь. Мать сыра земля не пришлась мне по вкусу. Лён наконец-то выпустил мою ногу, и, шмякнувшись на живот, я увидела далеко-далеко в поле белую и черную точки - наших убегающих лошадей. Ромашкин хвост, хвала богам, остался при Ромашке, по крайней мере, репица. Вся полянка была усеяна белым, шелковистым конским волосом.

- Без тебя разберутся, - хрипло выдохнул вампир, падая на колени. На его груди, слева и справа, пропечатались две подковы, а чуть пониже - подошва. Господи, да мы ему, наверное, все ребра поломали! Но держится, ни единого стона. С какой бы скоростью ни шла регенерация, Лён должен испытывать дикую боль в первые минуты! И все ради моей безопасности. Которой ничего не угрожало.

- Ты заметил, куда побежали лошади? - уже более миролюбиво спросила я. - В ту сторону, откуда кричали. Значит, решили, что там безопасно. Вряд ли Ромашка собралась биться с оборотнем притороченным к седлу мечом.

Лён наконец-то перевел дыхание, недоверчиво глянул в указанном направлении. В двух полетах стрелы лошади остановились и, похоже, щипали траву у подножия невысокого, но длинного холма, поросшего маревым иван-чаем.

- Пошли, - я тихонько потянула Лёна за плечо. - Надо их поймать.

- Я сам схожу.

- И оставишь меня одну, без оружия и средства передвижения? - коварно предположила я.

Вампир только вздохнул, тяжело поднимаясь на ноги.

* * *

Мы недолго терялись в догадках. Сразу за холмом я увидела скособоченную телегу и ее хозяина, заламывавшего руки над грудами белой пыли, дымившей на ветру. Он поведал нам душераздирающую историю. На спуске с холма заднее левое колесо неожиданно соскочило с оси и скромно удалилось в кустики. Воз, груженный десятью мешками с мукой, двумя девчонками трех и десяти лет, холщовой торбой с парочкой молочных поросят и кринкой домашней сметаны, опасно накренился, и часть имущества просыпалась на дорогу с невообразимым вокальным сопровождением, нарушившим наш с Лёном покой.

Лошадь, хитромордая каурка, щипала траву, насколько позволяла правая оглобля. Обломок левой выпал из ременной петли и валялся на земле. Мешок с визжащими поросятами прыгал по дороге. Девочки напоминали сахарные фигурки на свадебном пироге. Сметана растекалась глазурью.

В довершение всех бед у хозяина вышеперечисленного имущества на нервной почве случился приступ радикулита, и он, кряхтя, застыл, неестественно выпрямившись, как памятник самому себе. Понятное дело, помощи от него мы не дождались. Я растратила остаток магии на оглоблю, срастив расщепленные концы. Пока Лён лазил под телегу и осматривал ось, я сбегала в кусты и принесла колесо.

- Целое?

- Двух ступиц не хватает

- Их давно не хватает, - сообщила старшая девчонка, пытаясь разломить воскрешенную оглоблю.

- Брысь отсюда! - скомандовал Лён, вылезая из-под телеги. - Я сейчас ее приподниму, а ты насадишь.

- Может, разгрузим сначала? - предложила я, критически оглядывая ворох трехпудовых мешков, удержавшихся на телеге, - подсобили высокие решетчатые бортики.

- И так сойдет.

И поднял телегу, взявшись за угол. Без всяких усилий, спокойно. И держал так минут двадцать, пока я, ничего не смысля в ремонте телег, насадила колесо не той стороной, потом опять не той. С тех пор я уверена - у колес не две стороны, а минимум четыре, а втулок вообще пять. Днище потрескивало, я все время боялась, что оно сейчас проломится и погребет меня под лавиной пшеничной муки. Обошлось, Лён плавно опустил телегу, девчонки живенько вскарабкались на мешки, хозяин рассыпался в изъявлениях благодарности и подхватил вожжи, в мгновение ока исцелившись от зловредного, но весьма удобного радикулита.

- Что-то ничегошеньки я не понимаю, - сказала я, когда телега удалилась на достаточное расстояние. - При чем тут радикулит? И зубы? Вы же моментально регенерируете, какие у вас вообще могут быть болезни?

- Не обобщай. После трехсот лет способность к восстановлению исчезает. И потом, я не совсем обычный вампир.

Лён свистнул. Вороной жеребец неохотно, но послушно подошел и дал себя поймать. Настал мой черед.

- Ромашка, Ромашенька: - льстиво заворковала я.

Лошадь топнула копытом и фыркнула.

- Кося, кося: - продолжала уговаривать я, подбираясь к лошади с пучком на редкость неаппетитной травы. Ромашка пятилась, не сводя с меня глаз. - Ну что ты смеешься? Это ты ее напугал!

- Может, я и хвост тебе в руку вложил?

- Зачем ты вообще совался?

- Тебя защищал.

- Лён, ты в своем уме? Это я тебя должна защищать! Я для этого и приехала!

- Ну извини. Я забыл, - беззаботно отмахнулся он.

- Забы-ы-ыл? - не на шутку разозлилась я. - Ты? Да ты ничего не забываешь, высокопоставленный интриган! Какого лешего ты носишься со мною, как с тухлым яйцом в кармане?!

- Отлично сказано! - беззлобно хохотнул вампир. - И главное, в точку.

- Не уходи от темы! Тоже мне, опекун выискался! Все, с этого момента приступаю к самостоятельным поискам. Не знаю, правда, что и где искать, но с тобой каши точно не сваришь.

- Как хочешь, - пожал плечами вампир. - Когда взалкаешь моего общества, обращайся.

А и в самом деле, кто кого защищает? Десятилетний вампиреныш уложит взрослого человека на обе лопатки, а с Лёна станется завязать мой меч узлом. Можно ли, в таком случае, считать оборотня серьезной угрозой для вампиров? А если да, то какой толк от магички-недоучки? Ой, что-то тут нечисто:

Кто-то пихнул меня в левый бок. Я обернулась. Ромашка, улучив момент, подбиралась к сухарю в кармане, изрядно зажевав мою куртку.

- Попалась, поганка! - Я мертвой хваткой впилась в недоуздок.

"От поганки слышу!" - фыркнула лошадь, жарко тычась мордой в мою ладонь.

* * *

Помирившись по дороге (нам быстро прискучило молча ехать бок о бок, исподлобья метая друг на друга укоризненные взгляды) , мы сидели на краю фонтана, и я тихонько гладила ерошившуюся воду, пополняя резерв.

- Подними голову, - неожиданно попросил Лён.

Я угрюмо глянула на него, все еще дуясь.

- У тебя царапинка: Светится: - удивленно добавил вампир.

- Здесь? - Я провела рукой по лбу. Саднило. На указательном пальце осталась тонкая бурая полоска. - Ерунда. Памятка от барбариса. Погасла?

- Да. Что это было?

- Я восстановила резерв и продолжала держать руку в воде. Энергия - она сама как вода, заполняет ямки и впадины, а в месте любой раны ее уровень резко понижается. Вот энергия и стремится туда, как ручей в овражек.

- Но ранка так и не зажила.

- Конечно. Исцелить самого себя далеко не каждый Магистр сможет. Понимаешь, это ведь чужая энергия, организм отторгает ее, как чужую плоть, а я еще не умею ее преобразовывать. Ранка светится, потому что энергия, не усваиваясь, ищет выход и находит его, растрачиваясь на свечение.

- То есть ты не можешь справиться даже с крохотной царапинкой? - удивленно уточнил Лён. - А как же твоя стоматологическая практика?

- Ну-у, лечить других значительно легче. Самый профессиональный цирюльник пользуется услугами коллег. Ничего. Научусь со временем. Но место под осиной на всякий случай попридержи. - Я задумчиво облизнула окровавленный палец.

- Вкусно? - невозмутимо поинтересовался вампир.

- Угощайся. Лён: - Я вспомнила одну пренеприятную вещь и не смогла удержаться от брезгливой гримасы. - Лё-ё-ё-ён... Клоп!!!

Я сама уткнулась ему в грудь.

- Да, он все еще там. - Лён небрежно поворошил волосы. - И выглядит счастливым.

- Я не клопиная благотворительница! Вытащи его!

На сей раз он повел охоту более расчетливо и взял клопа измором, когда тот с отчаяния выскочил возле левого уха.

- На, возьми на память. - Прихваченный за спинку, клоп озадаченно поводил лапками.

- Оставь себе. Посади в банку и храни за образами. - Я провела рукой по встрепанным волосам, хранившим движения его пальцев и лапок клопа. - Пойду, пожалуй, сосну часок-другой. Уж больно беспокойный денек выдался, хоть бы ночь не подвела.

Глава 19

Я проснулась и долго лежала на спине с открытыми глазами. В комнате было темно до полной слепоты. Меня не покидало странное ощущение, что кровать подпрыгнула и этот толчок, сотрясший все тело, послужил побудкой. Мышцы мелко и неестественно подрагивали, словно их только что отпустила судорога. Неприятные ощущения мало-помалу сглаживались, но тревога не уходила. Что-то было не так. Что-то изменилось. Что-то послужило толчком.

Комод безмолвствовал. Гобелен не подкрадывался ко мне, раззявив бахрому. В доме не было никого постороннего, и Крина дышала так ровно, словно действительно спала. На всякий случай я пустила по комнате блуждающий поисковый импульс, и он ткнулся ко мне в ладонь без изменений, не встретив ни одного хоть что-либо имеющего против меня живого существа.

Несмотря на царившую вокруг идиллию, мое беспокойство усилилось.

Мой сон испугался не меньше; он бежал без оглядки, я не обнаружила его ни в одном глазу. Чтобы разрядить обстановку, я тихо заговорила вслух. Это иногда помогает. Прочитав себе нудную нотацию о суевериях, я рассмешила себя старым анекдотом, погладила себя, любимую, по головке и только собралась спеть себе колыбельную, как поняла, чего мне не хватает для полного счастья Волчьей колыбельной.

Волки молчали.

Меня разбудил резкий обрыв ноты.

Меня подтолкнула тишина.

Я села на кровати, сжимая край одеяла.

И услышала слабое царапанье в дверь.

Шурх. Шурх-шурх.

И тишина:

Я откинула одеяло и медленно спустила ноги на пол.

Шурх-шурх-шурх.

Я встала и на цыпочках подкралась к двери.

Шу-у-урх.

* * *

Я повторила в уме заклинание, сбилась, перепугалась до смерти и долго не могла вспомнить самое начало.

А затем как можно беззвучнее потянула ручку на себя, и в щель просунулось звериное рыло, мохнатое и клыкастое.

От неожиданности я оцепенела на долю секунды, иначе волку пришел бы конец. Я бы его испепелила. Это был наш волк, я узнала его по рваному уху и белой проплешинке-шрамику над левой бровью.

Волк настырно протискивался в щель, скребя лапами и тихонько поскуливая от ужаса. Я уступчиво выпустила ручку, и он скользнул мимо меня, щекотнув голые ноги теплым ворсом; забился под стол, вздыбив шерсть на сгорбленном загривке. Глаза светились двумя прозрачными янтарями. Я не решилась его погладить. Накинула куртку поверх длинной ночной рубашки и вышла во двор.

Узенький новорожденный месяц практиковался в освещении притихшей земли; у него это выходило не очень хорошо, зато красиво и таинственно. Но той звенящей, поразившей меня тишины, в лесу не было и в помине.

Я прислушалась и различила тихий русалочий смех, тонкий хрустальный звон бьющихся на счастье бокалов, жалобный посвист иволги, шуршание дождя по мокрым листьям и легкие девичьи шаги по песку, залитому лунным светом. Я не должна была прислушиваться. Этот шум нельзя было разделять на привычные звуки, как нельзя дробить мелодию на отдельные ноты. Иначе не услышишь самой мелодии.

Ее напевал фонтан. Месяц любовался на свое мерцающее отражение, а фонтан перебирал его лучи, как струны гуслей. Звездный свет пропитывал капли и, подхваченный западным ветром, разбивался о гранит мостовой, где образовалась солидных размеров лужа. Мне стало зябко, я передернула плечами и отвернулась.

И увидела две светящиеся точки.

Выпученные глаза в кустах всегда вызывали у меня нездоровые ассоциации, а эти к тому же не мигали, и узкие черточки зрачков казались грязными трещинами в рубинах круглых радужек.

Стоит ли говорить, что обладатель вышеупомянутых очей не вызвал у меня особого восторга, а также желания познакомиться поближе. Подобные им стекляшки заполняли высохшие глазницы чучела оборотня в музее Неестествознания. Глаза редко ходят парами, обычно они укомплектованы сотней зубов, дюжиной когтей и пищеварительным трактом. Именно в такой последовательности.

Я не двинулась с места. Убегать от оборотня бессмысленно, идти навстречу - тем более, а шаг влево или вправо ничего не изменит. Поэтому я осталась стоять, предоставив право первого хода глазастому незнакомцу. Не дождавшись меня под кустом, он беззвучно и обманчиво медленно вышел-выплыл на мостовую. Было в нем локтей шесть в длину и три - в холке, лапы тонкие, гибкие, без четко выраженных суставов, на шее мохнатый воротник, морда неправдоподобно вытянутая, приплюснутая, нос без мочки, ноздри утоплены в шерсть, малоподвижные заостренные уши прижаты к бокам головы.

Он был похож: и в то же время не похож на оборотня. Что-то меня смущало. Я не могла отнести его к конкретному виду (их, как известно, шесть) . Как будто неопытному художнику поручили изобразить оборотня, и он намалевал его, руководствуясь одним соображением: непослушные дети, которых будут пугать его картиной, должны зареветь еще до того, как отдернут занавеску.

Жуткий облик и внушительные размеры твари окончательно убедили меня в ее нереальности. Фантом? Морок? Кто мог его создать? Нет, морок не смог бы прикончить тринадцать человек, разве что несчастные скончались от инфаркта.

Тварь тихо зарычала. Мороки так не умеют. Отвратительный звук, пробирающий до самых печенок. Меча у меня не было, и слава богу. В противном случае я бы уронила его на ногу. Я почти убедила себя, что оборотень ненастоящий, и рык застал меня врасплох. Вот бы в дополнение к курсовой привезти в Школу чучело нового вида нежити. Как бы это прикончить его, чтобы сохранить шкуру в целости и сохранности? Допустим, мне это удалось. Что дальше? Ободрать? Засолить шкуру в бочке, а кости выварить? А шерсть от соли не вылезет? Может, выделать ее здесь, в Догеве? Надо спросить Лёна, есть ли у него на примете опытный таксидермист. А можно сдать в музей только скелет, а из шкуры пошить доху и дубленку. Доху - на каждый день, дубленку - на выход.

Теперь я смотрела на неснятую шкуру неубитого оборотня как на свою личную собственность. Казалось, стоит только подойти и отобрать ее. То, что оборотню это может не понравиться, мне как-то в голову не приходило. Не размениваясь на предупреждения, он бросился на меня с разинутой пастью.

Забыв о частнособственнических помыслах, я сгенерировала тепловой заряд такой мощности, что оборотень должен был испепелиться на месте вместе с дохой и дубленкой. Оборотня можно убить тремя способами: серебряным клинком, осиновым колом (теоретически; никто еще не осмелился выйти на оборотня с отточенной деревяшкой) и огнем. Ревущий клуб пламени устремился навстречу монстру: и сжег молодой дубок. Доха-дубленка ловко увернулась, темная масса взвилась в длинном прыжке, и я опять совершила непростительную ошибку: пальнула заклинанием прямо в раззявленную пасть. Огонь предназначен для поражения на _расстоянии_, и воспользоваться им в локте от себя - чистое безумие. Я словно воочию увидела огромный, горящий скелет, падающий мне на голову, и тут оборотень взвыл нечеловеческим (что вполне естественно) голосом, я упала на землю, отброшенная раскаленным воздухом, все заволокло белым паром, в лицо и руки впились сотни колючек, а по одежде потекло что-то мокрое и горячее, словно я вывернула на себя кастрюлю с крутым кипятком.

Не знаю, крепко ли спали вампиры в эту ночь, но мой вопль, способный пробудить мертвеца, заставил их сбежаться на площадь в течение тридцати секунд. Лицо и руки горели, я боялась открыть глаза, но, услышав встревоженный голос Лёна, сразу перестала вопить и крепко выругалась. Выдавать вопль за победный крик было поздно и нелепо, но, думаю, сам Улион Драконоборец не погнушался бы его исполнением. Если уж герой вопит, то это должен быть уникальный, ни с чем не сравнимый звук. Он мне определенно удался. Но аплодисментов и криков "бис!" не последовало. Воцарилась гнетущая тишина. Лён легонько, кончиками пальцев, ощупывал мое лицо.

- Плохо? - выдавила я, пытаясь не допустить "биса".

- Тебе будет очень его не хватать?

- Кого?

- Носа.