Профессия: ведьма. Часть 9

- Он написал, что не сможет приехать и присылает тебя.

- Но вы и так знали, что приезжаю я.

- Мы думали, что ты приезжаешь с ним. Так сказать, авангард, прощупать почву.

- Он не собирался ехать, - вырвалось у меня.

- Знаю. Струсил, - пренебрежительно вздохнул вампир, отводя с дороги еловую лапу.

- Вовсе нет. Просто у него много: - Я хотела заступиться за Учителя, но Лён упреждающе поднял руку.

- Не защищай. Письмо говорит само за себя.

- Это неправда! Мой Учитель может уложить вурдалака одним плевком!

- Он испугался не вурдалака. Больше того, он уверен, что монстр - плод моей фантазии.

- Как и Старейшины?

Лён только усмехнулся.

- Они солгали, чтобы поскорее выпроводить кое-кого из Догевы.

- А ты строчишь доносы?

- Нет. Уж коль ты остаешься, стараюсь ввести тебя в курс дела, пока тварь не ввела тебя в меню.

- Может, ты уже и тварь на ушко предупредил - мол, приехала гроза упырей, светило практической магии, затаись-ка на пару денечков, а то не ровен час: - съехидничала я.

Но Лён не счел повод достойным шутки:

- Она и так на диво понятлива. Выходит на промысел глубокой ночью, когда большинство жителей крепко спит, ускользает от погони, не оставляя следов. Не следует ее недооценивать.

- Ты не ответил мне на один вопрос. Помнишь, вчера вечером я спросила, какой совет хотел получить маг из Камнедержца?

- Его беспокоили поползшие по городу слухи.

- О повышении цен на репу?

- Об усилении вампирьей жажды. Там кого-то загрызли, тут кого-то высосали, детишки бледнеют и мрут без причины, на кладбищах могилы раскопаны, гробы нараспашку, на продажную девицу в темном переулке напал вампир, она назвала ему цену, и он испарился от ужаса.

- Все шутишь, - досадливо фыркнула я.

- А что, плакать прикажешь? Вампирьи слезы низко котируются.

Я представила Лёна с лопатой наперевес, в поте лица разрывающего могилу, и картинка вышла до того гротескной, что я, споткнувшись, едва не покатилась с горки.

- Это не смешно, Вольха, - вздохнул Лён. - Это страшно.

- Думаешь, Учитель испугался: тебя?

- Маленькая поправочка. Нас тут много. Так вот, мы приняли мага, спокойно побеседовали, он нам практически поверил и собирался по утреннему холодку вернуться в Камнедержец и усовестить взбудораженных граждан, но до утра не дожил.

- Так слухи поползли еще до его гибели?

- Да, последние два года мы живем как на вулкане. К счастью, на нашей стороне Ковен Магов, и она худо-бедно остужает лаву народного гнева. Но со смертью одного из них: причем не одного: лава бурлит вровень с краями кратера.

- А я вроде заградительных сооружений?

- Причем весьма хлипких.

- Это мы еще посмотрим.

Лён остановился и заглянул мне в глаза.

- Вольха, почему ты решила стать магом? Молодая, красивая девушка, зачем тебе эта морока?

- Чтобы подольше оставаться молодой и красивой, - отшутилась я. - И независимой. Хватит, насмотрелась. У женщины выбор невелик: либо ты замужем, либо распутница, либо чародейка. Первые две специальности не вдохновляют.

- Про мужчин можно сказать то же самое. Либо ты муж, либо клиент, либо маг.

- Ошибаешься. Жены зависят от мужей, распутницы от клиентов. Только чародейка может расхохотаться мужчине в лицо и сказать: "Что ж, попробуй меня заставить"!

- И часто говоришь? - заинтересовался Лён.

- Доводилось. Наслаждение неописуемое!

Он долго смотрел на меня, потом рассмеялся. Я вспомнила, с кем разговариваю, и прикусила язык. Мы продолжили путь, Лён возобновил расспросы:

- Сколько нужно учиться, чтобы стать магом?

- Десять лет. Смотря как учиться. Можно и не стать. К любому призванию должны быть приложены терпение и хотение. Треть адептов отсеивается после первого же семестра, еще четверть отчисляют в последующие десять лет.

- И в чем же призвание мага-практика?

- Защищать разумных существ, - заученно отбарабанила я первую строку первого в моей жизни конспекта.

- От кровожадных монстров? - Вампир смотрел вперед, но меня не оставляло ощущение присутствия на себе внимательного, испытующего взгляда.

- В основном друг от друга. Тут ко мне, кстати, залетал один, носатый. - Я подробно описала аудиенцию с летучей мышью.

- И ты выгнала посла: полотенцем? - давясь смехом, переспросил Лён.

- Да, причем полотенцем ножным. Дипломат из меня никудышный. Так вы не умеете превращаться в летучих мышей?

- Не знаю, не пробовал.

- Издеваешься?

- Да. - Лён закрыл глаза и подставил лицо солнцу, разномастными пятнами сочившемуся сквозь листву.

- Испаришься, - язвительно прошипела я. - Уже дым из ушей идет.

- Ты кого угодно до кипения доведешь. - Лён взмахнул рукой, разгоняя навеянный мною дымок.

- Ну, ты меня разочаровал. Чеснока не боишься, летать не умеешь, на солнце не испаряешься, тень: - Я глянула под ноги. - Тень отбрасываешь.

- Извини, я постараюсь исправиться, - ехидно пообещал вампир.

- Лён, а чем эти мыши питаются?

- Не беспокойся, на тебя не покусятся.

- Откуда же тогда пошла легенда?

Вампир откровенно посмеивался над моими вопросами:

- Вольха, легенды не приходят, они при-ду-мы-ва-ют-ся.

- Жаль, - огорченно вздохнула я. - Попадаются очень красивые легенды.

- Например?

- Например, о единорогах.

- Вот об этих?

Лён небрежно повел рукой. Мы как раз достигли опушки - лес, вскарабкавшись на косогор, обрывался вместе с ним, и внизу, в долине, паслось белоснежное стадо.

Я видела единорога на гобелене, висевшем в школьной столовой. Выткан он был козьей шерстью, козла и напоминал. Дотронуться до его закрученного рога считалось хорошей приметой перед зачетом; неудивительно, что рог очень быстро свалялся, облез, гобелен попытались отреставрировать, но потом решили, что дешевле заказать новый. Тупая морда единорога отпущения запомнилась мне на всю жизнь, но представляла я их совсем иначе.

Когда весной школа закупила у барышника партию объезженных трехлеток и их стали распределять между отличившимися за год воспитанниками (а я попала в их число, пусть четвертым номером) , мне сразу глянулась невысокая, белоснежная, крепко сбитая кобылка по кличке Ромашка. Она-то и показалась мне воплощением легенды о единорогах. Глаза у Ромашки черные, чуть раскосые, шаловливые, веки словно подведены угольком, а когда она украдкой щиплет придорожные посевы, длинные густые ресницы стыдливо опущены - дескать, бедная лошадка не ведает, что творят ее бархатные губы; грива и хвост волнистые, как будто проказливые домовые еженощно заплетают их в смоченные пивом косички.

В общем, облик сказочного конька, верхом на котором не зазорно прокатиться и дриаде. Мне было очень приятно чувствовать себя дриадой. Вот только Ромашка не считала меня таковой. Со временем любимым ее занятием стало оглядываться на всадницу с таким мученически-укоризненным видом, словно я - власяница, которой боги покарали ее за тяжкие грехи прошлой жизни.

Под косогором мирно пасся целый табун Ромашек. Но вот рослый, поджарый жеребец поднял голову, настороженно принюхиваясь, и я увидела тонкий, совершенно прямой рог, разделивший челку на две пряди, словно кто-то запустил в лошадь копьем и оно застряла в лобной кости. Ветер дул в сторону единорогов, жеребец гневно топнул передней ногой, и весь табун тут же прекратил пастьбу и уставился на нас - шесть длинногривых, изящных, словно выточенных из мрамора кобыл, и голенастый жеребенок, торопливо затесавшийся в середину табуна. Ветер развевал шелковистые хвосты, трепал гривы, пригибал зеленую, а с изнанки серебристую траву, по ней бежали мелкие волны, и казалось, что единороги сливаются с долиной, как размашистые мазки на полотне художника.

Жеребец издал воинственный клич, скорее напоминающий волчий вой, чем лошадиное ржание, взвился на дыбы, перебирая передними копытами по воздуху. Кобылицы прижали ушки и набычились, выставив рога. Опустившись на все четыре ноги, вожак галопом обежал табун, сбивая кобылиц в кучу. Тоненькие ножки жеребенка суетливо перебирали в самой толчее, и я испугалась, что его затопчут, но единороги оказались гораздо аккуратнее неопытных наседок. Они построились кольцом, жеребец мордой к нам, голова опущена, из-под сердито бьющего копыта клочьями летит трава и комья грязи, пачкая длинную шерсть на бабках. Рог засветился у основания, синие разряды змейками поползли к острому кончику, формируя светящийся шарик.

Еще не понимая, что происходит, я опасно выдвинулась на самый край косогора, придерживаясь руками за ветки, а единорогу того только и надо было. Подпрыгнув, он топнул передними ногами и мотнул головой, словно стряхивая севшую на рог осу.

Вспышка, горячий порыв ветра, и над моей головой просвистела синяя шаровая молния, причинив немалый ущерб кряжистому дубу. Пискнув от неожиданности, я отшатнулась и присела, надеясь, что единорог ограничится эффектной демонстрацией силы. Но нет, рог снова засветился, заряжаясь - уже помедленнее.

За моей спиной раздался режущий уши звук, больше всего напоминающий гулкое блеяние упавшего в колодец козла. Жеребец фыркнул и мотнул головой. Свечение чуть притухло. Я оглянулась. Лён прогудел еще раз, пользуясь нехитрой конструкцией из кусочка дерева и сложенных ладоней. Единорог заржал в ответ, рог погас, кобылы чуть расслабились, и любопытная черноглазая мордочка жеребенка мелькнула в просвете между их крупами. Но единороги не подошли к нам, а, напротив, рысью перебежали на противоположную сторону долины.

- Они нас боятся? - разочарованно спросила я у Лёна.

- Тебя, - поправил он.

- Ты их понимаешь? Что ответил жеребец?

- Что я сошел с ума, но он, слава богу, еще нет, и, пока он жив, ни один колдун не посмеет приблизиться к его табуну.

- Почему он так не любит магов?

- А вы их любите?

- Ты что, чуть ли не боготворим!

- Угу. В виде чучел, костяных пепельниц и компонентов декокта.

Для вампира, не покидавшего Догевы, он знал о людях и об их обычаях поразительно много. Я собралась с духом и решила одержать победу в споре поцеловав его, но истошный вопль "Повелитель! Повелитель!" поставил жирную кляксу на моих коварных планах. К нам, спотыкаясь и тяжело дыша, карабкался вверх по склону давешний незадачливый паренек.

Мы терпеливо ждали. Вот он упал, выпачкав штаны на коленях, вскочил, отряхнулся, размазывая черные и зеленые пятна, и снова побежал.

- Ну что такое? - Лён запахнулся в плащ, поежился.

- Повелитель: там: вас: того:

- Кто меня того? - серьезно спросил Лён.

- Того: на совещание вызывают!

- Что, так срочно?

- Сказали, чтоб сразу шли, как я вам скажу.

- Иди, дитя, ты меня не видело.

Паренек уставился на Повелителя совиными глазами.

- Как это?

- Иди и скажи, что ты меня не нашел. Я скоро приду. Сам.

- Но я же нашел, - тупо сказало дитя.

Мы переглянулись и вздохнули, словно заговорщики-цареубийцы, на чье тайное вече случайно забрел юродивый.

- Хорошо, тогда иди домой: К Старейшинам можешь не заходить.

Мы немного помолчали, глядя на сверкающие пятки подростка, по-заячьи припустившего с горы.

- Так я им скажу, что вы идете! Мне не трудно! - Заорал он, оборачиваясь на бегу.

- Чтоб его: - буркнул Лён. - А я хотел тебе еще кое-что показать.

- Ничего, покажешь завтра с утра. Все равно скоро начнет смеркаться.

- Ах да, ты же не видишь в темноте.

- А ты?

- Лучше, чем днем. Глаза не так устают, да и слух обостряется. Так завтра с утра?

- С самого утра, - решительно подтвердила я.

Глава 11

"Самое утро" наступило в полчетвертого. Так рано я не вставала даже в детстве, собираясь на рыбалку со старшими братьями. Я долго не могла понять, чего от меня хочет склонившаяся над кроватью простоволосая вампирша в ночной рубашке и белых тапочках, и опрометчиво заявила: мол, делайте со мной, что хотите, но я не встану и накрыла голову подушкой. Лён, стоявший под распахнутым окном, предложил мне перебраться в гроб - дескать, там меня точно никто не побеспокоит, разве что шальной ведьмак.

- Кто? - живо заинтересовалась я, приподнимая край подушки над левым ухом.

- Сказочный персонаж. Специалист по гробоисканию и умерщвлению вампиров во время их непробудного дневного сна.

- Сказочный?

- Да, потому что мы не спим в гробах, тем более днем.

- По-моему, вы вообще не спите, - вздохнула я, откидывая одеяло. - Покажи мне день.

- А вон! - не смутился Лён.

На востоке небо чуть посветлело, звезды побледнели и месяц просвечивал насквозь, как тающая льдинка. Горизонт казался белой пуховой нитью. Мохнатая ночная бабочка тюкнулась в яблоневый ствол, сползла по нему локтя на полтора, ожесточенно работая лапками и крылышками, снова взлетела, описывая мертвые петли и нисходящие спирали, словно возвращалась с разгульного шабаша. Не хватало только пьяного пения, далеко разносящегося окрест в предрассветной тиши. Наконец бабочке удалось отыскать подходящую трещину в коре, где она и затаилась до вечера, уложив крылья серой шалью.

Я основательно протерла глаза и отбросила одеяло. Отступать было поздно, пришлось одеваться.

- Тут роса, - предупредил Лён, и я послушно зашнуровала сапоги.

За пуховую нить взялась мастерица-заря, восток покрылся бледно-золотистым кружевом, спугнувшим месяц и оттеснившим звезды на темную половину неба.

- Через четверть часа совсем рассветет, - пообещал Лён. - Может, позавтракаешь? Я подожду.

- Пока не хочется. А куда мы идем?

- Куда глаза глядят, - пожал плечами вампир. - Мне-то все равно, а для тебя везде отыщется что-нибудь интересное.

- Тогда на восток. Там светлее.

- Как скажешь.

Мы пошли по восточному кресту, но вскоре Лён свернул налево. Там виднелся дряхлый сарайчик - по всем приметам, для уединенного сидения. Я мгновение колебалась, стоит ли сопровождать Лёна дальше, но вампир без предупреждения взял меня под руку, тем самым не оставив выбора. Мы почти уткнулись в рассохшуюся дверцу, как вдруг воздух посвежел, сарайчик исчез и вокруг нас затрепетала жесткой листвой дубовая роща. Могучие деревья вели счет на десятилетия, давным-давно разменяв первую сотню. Основатель рощи - не дуб - дубище в пять моих обхватов, внушал благоговейный трепет. Узловатые корни замшелыми арками выглядывали из земли, истлевшая кора местами осыпалась, обнажив розоватый, отполированный ветрами ствол, рассеченный продольной трещиной. Облетевшая макушка казалась протянутой к небу рукой. На одном из голых "пальцев" сидел взъерошенный черный ворон. При виде меня он аж покачнулся от негодования, покрепче уцепился за ветку синеватыми лапами, хлопнул крыльями и зловеще, раскатисто каркнул. Робкие посвисты пробуждающихся дроздов мигом утихли.

- Кар! Кар-р! - надрывался ворон. - Кар-раул!

Крик черной птицы разносился по роще как по пустому храму. Стволы гулко перебрасывались эхом.

-: щи, - донесся до меня голос Лёна.

- Что?

Он повторил погромче:

- Старый хозяин рощи. Он гнездится на этом дубе с незапамятных времен - вон там, видишь, куча веток в развилке?

Вороны ассоциировались у меня прежде всего с неубранными полями сражений, а сами вороны использовали оные как скатерть-самобранку, поэтому я облегченно вздохнула, когда ворон умолк на полукарре, сжался, подпрыгнул и грузно, шумно взлетел, задевая ветки жесткими перьями.

Дубравное разнотравье радовало глаз. Круглые листья белого шилоцвета, отличного кровезапирающего средства, поблескивали в тени, как темно-зеленые монетки. Между ними покачивались тонконогие голубые колокольчики, рыжие звездочки прасклета, седые гривки плакун-травы, а на солнечных полянках золотились мелкие трехлепестковые цветочки, собранные в короткие колоски.