Ветер в открытом окне

С двадцати пяти метровой высоты «Колеса обозрения» парк просматривался особенно хорошо. Да и не только парк. Весь старый город лежал как на ладони. Дмитриев внимательно осматривал вверенное ему хозяйство... шутка ли, больше тридцати гектаров старого соснового леса. По весне, а особенно осенью, когда все завалено сухими листьями или тополиным пухом, только и следи,нажал на кнопку звонка. Однако ничего не услышал. Нажал еще раз, потом еще,было ЕЕ лицо. Именно такое, каким он видел его там, на окне, с улыбкой, с огромным, в полщеки румянцем, со слегка курносым носиком, и даже белый с едва заметным сколом зуб виднелся из-за слегка приоткрытых губ. И это было ТО САМОЕ лицо. Он даже и не думал, что так запомнил его. Ведь столько лет прошло. Чуть не тридцать. А они и знакомы-то не были вовсе. Так, виделись иногда, да нет, это он видел ее иногда, бегущую по пляжу, или загорающую на огромном красном полотенце, или купающуюся в темном и почему-то очень грозном море.

И звали ее смешно,

она привлекла его к себе, как и что делала своим ртом, языком, руками, потом оказалось, что он лежит на парне, что она ласкает уже не его, а своего друга, что его собственный член входит во что-то упругое и это упругое движется ему навстречу и оторваться от него нет никакой возможности. Женька так и стоял на коленях на острой гальке и двигался в задаваемом парнем ритме, сбивая колени в кровь. Но он не замечал этого, поддавшись неведомой еще силе... И вдруг все кончилось. Конец был ярким и сильным. Казалось, из него выливается фонтаном вся накопившаяся сила. Такой яркости он не добивался ни разу раньше, когда все делали лишь собственные руки.

Но оказалось, что это еще не было финалом. Едва поняв, что он только что сделал как раз совсем не то, о чем грезил ночью под одеялом, а как раз наоборот, что вместо девушки с ним был парень, Женька оказался перед новой неожиданностью. Парень с все еще возбужденным и красным от напряжения членом оторвался от Эсфири и повернулся к нему.