Депрессия

Оля сидела на кухне, уткнув лицо в сложенные на столе руки. Слезы уже высохли; да и плакать она больше не могла. Должен же быть предел! А тут никакого намека:

Вечером опять звонила мать; на две недели оставила ее в покое и теперь вознаградила себя. Оля как раз вернулась из прогулки по магазинам, ничего не купив. И подошла к телефону, думая, что о ней беспокоится Марина. Но все оказалось совсем плохо: «Шлюха!» было самым мягким из слов, которые она услышала. Мать давно порывалась вернуть ее, но безрезультатно. И это окончательно озлобило Екатерину Николаевну. Она грозила и психбольницей, и милицией, и призывала на голову дочери все напасти. Оля не выдержала и бросила трубку, попросив мать дрожащим голосом забыть о ней.

Увы, Марины все еще не было. Она наговорила на автоответчик сообщение, что может задержаться на работе и явится ночью или утром. А ее присутствие было необходимо, когда явился отец. Он был не то чтобы пьян, но сильно нетрезв; силой вломился в подъезд и едва не вышиб дверь в квартиру. Вопли о материнской заботе перемежались с нецензурной руганью. Оля в конце концов не выдержала и вызвала милицию; отец испугался, но не ушел, пока не подошел наряд. Объясняться он не пожелал и был увезен в отделение как пьяный хулиган. А Марина все не приходила:

Оля, конечно, не могла знать, к чему приведет случайное знакомство на вечеринке. Она пришла к подруге одна и за столом оказалась рядом с высокой молчаливой девушкой года на три старше. Марина поразила ее уверенностью в себе, остротой и независимостью ума, гордостью и силой. Она давно обеспечивала себя сама, удачно вложив полученные от родителей деньги, а на вечеринке встречалась с подругой,Она молчала сколько могла, а потом сообщила об этом Марине:

,всегда гладил ее по голове и прощал за все, а мама на следующий день готовила что-то вкусное. Как давно ее не наказывали!

Марина, видимо, почувствовала перемену в настроении своей жертве. Может, она подметила новое выражение лица, а может, просто расслабились мышцы ягодиц. Как бы то ни было, следующие удары наносились медленнее и несколько мягче. Оля слегка всхлипывала, ее попка сотрясалась, но в целом никаких неудобств она не испытывала. Чувство стыда куда-то ушло (да и к чему стыдиться ее верной подруги и любовницы?), а боль была недостаточно сильной и к тому же возбуждающей. Прикосновения Марины возбудили жар внизу живота. К тому же ее лобок постоянно дергался и терся о мускулистые бедра Марины. Оля чувствовала, как выступают на коже капли пота, как набухает что-то иное, готовое взорваться, расплескавшись: Она уже почти потекла, когда ритм ударов изменился: шлепки вновь стали полновесными, резкими, болезненными. Оля попыталась закусить губу, но один горестный стон все же издала.

Марина не могла его не заметить. Она, не говоря ни слова, заткнула девушке рот ее же собственными трусиками. Ткань продвинулась так далеко, что вытолкнуть ее языком не удавалось. Марина заметила:

,

продвигать в задний проход девушки. При этом она вынуждена была прижимать талию Оли к кровати