Ночка

Даня сидел на камне, скрестив ноги по-лягушечьи. Коктебельская ночь обволакивала его лиловой тьмой, непроницаемой, как чернила. Море молчало: бухта недаром прозывалась Тихой.

Он приехал в Коктебель с компанией, но в первый же день оторвался от коллектива, возжелавшего беспробудно тусить в кафешках: его тянуло не к курортным соблазнам, а к тишине и к морю. Он уходил из города, просиживал нагишом целые дни, прятался в тени скал, слушал море, плавал и мазался глиной.

И сейчас он был обмазан ею с ног до головы. Липкая прохладная масса казалась ему густой тьмой, облепившей голое тело. Глина считалась целебной,... —,

и провалился в черноту сна без снов.

***

Так было и третьей, и четвертой ночью: они томили и мучили друг друга безудержными ласками, не знавшими исхода и пределов. Даня обмазывал Ночку глиной, а она его, и они терлись друг об друга, покрытые скользящей, обволакивающей массой; Даня мял Ночкины груди в глине, и Ночка тихо выла в экстазе...

В пятую ночь наконец случилось Это.

Все произошло внезапно, почти случайно: Ночка обхватила, как обезьянка, ногами Даню, который держал её, стоя в воде