Один день жизни

Романтическая симфония для мужского полового органа и оркестра.

Не так давно кто-то,момент она очень похожа на драгуна, порубленного кривыми саблями янычар. Я же, наоборот, проворно вскакиваю, быстро натягивая одежду и бормоча какую-то околесицу о срочных делах.

Ей, похоже, торопиться некуда. Не спешно посетив ванную, она также лениво одевается, на ходу диктуя мне телефон, а заодно имя и фамилию. Ага! Ее зовут Евгения. Прекрасно. Пусть и постфактум, но отчитался перед совестью. Ну а теперь,кидается мне на шею, судорожно покрывая мое лицо поцелуями. Она делает это неловко, неумело и,момент времени застает меня, грустно стоящим у окна. Жалкий окурок в руке. Тоненькая струйка дыма. Тишина.

Когда я приближаюсь к ней, она еще пытается задать какой-то глупейший вопрос. Но мне уже не до дискуссий. Мои ладони притягиваются нестерпимой гравитацией её тяжелых грудей, едва прикрытых мягкой тканью халата. На ощупь они оказываются удивительно и даже как-то радостно податливыми полушариями. Их хозяйка следует их примеру. Она с облегчением поддается моей атаке. Сдается на милость победителю, следуя старой и мудрой истине: скорее бы война, да в плен сдаться. А что, разве у нее был выбор?

Халат сброшен на пол. Наш поцелуй горячен и тревожен,что впору испугаться за здоровье. Но сил для испуга просто нет. И я продолжаю заниматься любовью с бесчувственным телом соседки, хотя это больше напоминает некрофилию, чем традиционный половой акт. И продолжаю почти бесполезные фрикции, теоретически уже давно способные вызвать пожар. На последнем дыхании. Я останавливаюсь только тогда, когда осознаю коматозное состояние партнерши.

Силы на пределе, но заставляю себя встать, одеться (все это я проделываю, как сомнамбула, находясь под опьяняющим действием эйфории) и ухожу, оставляя за собой поле сексуальной битвы, усеянное телами тех, кто в полной мере вкусил яд страсти.

16. 00. До встречи с Ольгой все равно остается час. Потерянный час. Вычеркнутый из жизни. Трудно с этим смириться даже учитывая мое состояние, знакомое каждому мужчине, особенно с тонким художественным складом ума: после бурного оргазма следует нервное бесчувствие, на дне которого тихо плещется отвращение ко всему женскому роду. Стоит ли ради такой малости как мимолетная радость оргазма тратить столько усилий, спрашивает саму себя художественно-поэтическая мужская натура (кстати, любая женская натура задает себе такой же вопрос задолго до проникновения волосатый мужской руки под пряную сень ее юбки). В любом случае, по совету самого романтического из всех романтических певцов, Пола Саймона, нужно рассуждать логически; и логика вскоре выводит из трясины сомнений: стоит, конечно, стоит! Даже самые жуткие усилия, даже рваные сухожилия, нервы и одежда от Ив Сен Лорана стоят того.

В плазме наслаждения жизнь и смерть сплавляются в одно целое, позволяя прикоснуться к вратам Вечности и невредимым вернуться обратно. Всё что я могу, господа, приклонить колени перед этим чудом.

На самом же деле я брожу вокруг холодильника, перед которым приклонять колени бесполезно. Пока я соображаю, чем подкрепить растраченные силы, раздается звонок в дверь.

На пороге моя бывшая одноклассница и по совместительству моя подростковая любовь. Она несколько располнела, но от этого ее облик лишь слегка размылся, словно окунулся в дымку, которая делает ее черты еще более загадочными. Эти черты так пугали и так влекли меня в годы юности.

Передавать наш бессвязный полувосторженный, полу — недоуменный диалог бесполезно, тем более, что он все равно заходит в тупик. И мы, толкаясь, бросаемся на кухню, чтобы припасть к кофейнику как спасительному роднику ясности и осмысленности. Пьем кофе, усиленно курим, окунаясь в былое и клубы табачного дыма. В голове я прокручиваю возможные варианты ее визита. Но не вижу ничего реального. Все мои попытки добиться от Аллы конкретного ответа натыкаются на шуточки-прибауточки, замешанные на добротном цинизме, что говорит о значительном жизненном опыте моей бывшей любви. Смешно, но я попадаю в глупую ситуацию: не могу прервать разговор и выставить гостью, придет Ольга, увидит постороннюю женщину... Куда смешнее!

Что ж пусть все идет, как идет. Во всех случаях нужно оставаться джентльменом. А там видно будет. Тем более что в сексуальном плане я не представляю сейчас ни для кого никакого интереса. Разве что для педика-некрофила.

Поэтому когда Алла невзначай касается коленкой моего бедра, я остаюсь холоден, как клинок самурая. Разве можно вернуть былое?

... Впрочем, почему бы и нет?..

Даже немного обидно, что я выжат, как лимон. Неосмотрительность, бесконтрольный расход, и вот вам результат. I'm so tired, у меня смыкаются веки в тот самый момент, когда напротив сидит очаровательная дама, которой в прошлом посвящены десятки юношеских поллюций и стихотворений. Она уже недвусмысленно дает мне понять, о своем решительном намерении отдаться мне, она уже гладит мои руки, она уже раздвигает колени и туманит взгляд, а во мне даже гипоталамус не шевелится. Чертовски смешно!

Мысли, как я не стараюсь, все равно вертятся вокруг прихода Ольги (не думать о белом медведе!). И она не заставляет себя ждать. На этот раз Ольга непривычно точна.

Дверной звонок оживает в забавный момент. Немая сценка достаточно выразительна: Алла в порыве шаловливого отчаяния задрала мини-юбку, демонстрируя крепкое бронзовое бедро вкупе с круглой, как мяч, ягодицей того же южного цвета. Я немного смущен и ошалело вкушаю представшую картину.

В ответ на вопрос в ее глазах я пожимаю плечами и бреду в коридор, на ходу,словно из воздуха сотканная, тиха и ненавязчива, возникает Алла. Очень вежливо она хочет узнать у нас, не помешает ли она нашему столь активному и увлекательному общению. Что и говорить, воспитание спецшколы,ее хрупкую мальчишескую фигурку, как всегда напряженную и угловатую, память выручает меня, услужливо предлагая образ маленькой Евиной штучки, с ненасытно распахнутыми малыми губами, до боли напоминающей голодного птенца, но, попробуй, накорми его! О нет, Ева,до нее так далеко: грязный, заплеванный, загаженный собаками и пьяницами двор, ступеньки лестницы, подъем в лифте... При одной мысли о замкнутом вонючем пространстве кабинки лифта, мне становится нехорошо. Вряд ли удастся подняться в одиночестве без тягостного эскорта какой-нибудь замученной постылой службой угрюмой личности. То, что наши замученности будут необычайно схожи, кажется мне тошнотворной гнусностью.

Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу, пропускаю в подъезд одиноких, холодных, помятых людей, с которыми у меня нет никакого желания иметь ничего общего.

И тут кто-то неудержимо веселый бросается мне на шею. Я едва не валюсь с ног. Кто-то завладевает моими губами. Кто-то ерошит мне волосы. Кто-то обладает выдающимся бюстом и значительным ростом, что не только не радует меня, но и мало что проясняет: среди моих подруг крайне ограничено количество малорослых женщин с неразвитой грудью. Мои несчастные обонятельный рецепторы, отупевшие от дневной круговерти запахов, вдруг взбадриваются и преподносят неожиданный подарок. Идентификация женщины успешно завершена: тончайший аромат невыразимо французских духов сопряженный с флюидами вечной жизненной радости может сопровождать только единственную. Передо мной мой музыкальный наставник, моя вечная любовь, моя благословенная Инга Васильевна.

Облегчение, которое засияло в моих глазах, ей вряд ли понятно. Я просто хорошо помню, что эта роскошная женщина не страдает бешенством матки. В любое другое время я не посчитал бы сей факт за достоинство, но только не сейчас.

Ей не понятно мое состояние, но она его хорошо чувствует. И этого достаточно. У меня нет сил говорить,

того, чтобы я принадлежал только тебе. Чисто женское желание.