Разделяй и властвуй. Часть 4: Несколько слов о татуировке дракона

Разрешите отрекомендоваться, Ирина Киселева. Я не фантазия автора, повествующего обо мне, и не плод его воображения. Я его воспоминание. Одно из самых ярких и впечатляющих. Из разряда тех, что остаются в сердце на всю жизнь и тех, о которых никогда не забыть. Без прошлого, нет настоящего, а без настоящего не будет будущего. Кто знает, возможно, цепь времен когда-то замкнется, и это воспоминание сменится новым. Но пока этого не произошло, берите то, что есть. Читайте, вспоминайте обо мне вместе с автором, и не судите строго... наверное.

Начать, вероятно, следует, как обычно, с начала. С моего переезда в Ташкент. Точнее, с поступления в ВУЗ. Специальностью и будущей профессией грузить вас не стану, это совершенно не интересно. Скажу лишь, что в идеале я должна была бы стать сначала просто ученым. Затем большим ученым. После этого ученым с мировым именем. Потом премия дяди Нобеля, лучи славы, десятилетнее турне по лучшим университетам мира, с докладом о том, как я стала Великой. И, наконец, годам к тридцати семи,разлился. В этом взгляде было все. И благосклонность, и заинтересованность, и даже похоть! Да, похоть! Её невозможно было спутать с чем-то другим. Собраться с мыслями и произнести стоящее поздравление у меня не вышло. Я что-то мямлила, желала стандартных благ, потом замялась, поскольку всё никак в себя прийти не могла. И вот тогда Арслан покорил меня окончательно. Он остроумно подхватил моё оборванное пожелание и вывернул его, таким образом, будто мы с ним изначально совместный тост задумывали.

В итоге, нас в бурных овациях искупали, и похвалили за хитрый ход. А после этого Арслан, вновь, стал безучастен ко мне, заставив усомниться в том, что сначала показалось мне несомненным. Он вновь не замечал меня. Вновь игнорировал мои потаенные взгляды, которые грозили выдать мои восторги с «потрохами». Не скажу, что я страдала от этого. В конце концов, я все равно ни на что не рассчитывала. Даже при наличии встречной симпатии между мной и этим взрослым мужчиной ничего не могло произойти. Я даже и мысли подобной допустить не могла. Это было бы слишком аморально, и совершенно не в духе моего воспитания. И все же, несмотря ни на что, самолюбие, в определенной степени, было задето. Настроение было испорченно и я, извинившись перед именинником, покинула торжество, сославшись на плохое самочувствие.

Мансур был очень расстроен, но отговаривать не стал. Молча проводил меня до такси, и попросил отчитаться, как только станет лучше. Даже выразил надежду на то, что я еще вернусь. Парень совершенно точно планировал дальнейший вечер несколько иначе.

По возвращении в общагу, меня встретило три пары недоуменных глаз соседок по комнате. Часы показывали половину девятого, и девочки никак в толк взять не могли, почему это я так рано домой заявилась, да еще и с кислой миной. Они-то меня раньше утра увидеть никак не ожидали. А отсутствие заявления о том, что мы с Мансуром, отныне, официальная пара и вовсе не признали. Пришлось и им соврать, что мне нехорошо. Не рассказывать же было о «положенном глазе» на его (Мансура) отца.

В тот вечер мне еще долго покоя не давали, выспрашивая все новые и новые подробности посещения семьи будущего жениха. Забавно, но ни одна из подружек, даже мысли не допускала о том, что в наших с ним взаимоотношениях возможен другой исход. Я не доказывала им обратное. Пусть думают, что угодно. Меня тогда заботил единственный вопрос: когда же они, наконец, все позасыпают и оставят меня, наедине, со своими мыслями... и пальчиками.

Да, пальчиками! В то время мне еще не ведомы были мужские ласки. Городок у нас маленький. Даже если и не брать во внимание препятствие в лице мамы, то расстаться с девственностью и сохранить это в тайне, все равно было не с кем. Зато я прекрасно изучила свое тело руками. Я уже и не знаю точно, в каком возрасте открыла для себя радость рукоблудия. Но случилось это очень рано. Задолго до первой менструации.

С тех пор, практически каждую ночь, перед сном, я стаскивала с себя трусики, прятала под подушку и предавалась сладострастному сеансу мастурбации. В связи с необходимостью поддержания повышенного уровня конспирации, я научилась ласкать себя и кончать совершенно бесшумно, вне зависимости от степени яркости оргазма.

«Оторваться» по полной программе получалось лишь, когда бывала одна дома. Тогда в ход шла заученная наизусть видеокассета с порнофильмом «Тарзан», раздобытая некогда у подружки. А она, в свою очередь, стащила её для перезаписи из коллекции отца. Правда, ей потом неслабо влетело за это. Как оказалось, отец запоминал (или записывал, я подробностей не помню) то место, где остановил воспроизведение. А мы с ней тогда до этого не догадались и оставили все так, как было. В общем, подружке-то влетело, но копия записи у меня осталась. Осталась для того, чтобы сводить меня с ума, демонстрируя раз за разом неутомимого Рокко Сиффреди.

Говорят, что девушки предпочитают софт-порно. То есть демонстрацию секса, с уклоном на лирику, нежность и романтику. Наверное, так и есть, не берусь утверждать обратное. Но относительно своих предпочтений в порно скажу, что это точно не обо мне. С ранних лет меня интересовал секс, ориентированный на животную страсть и отсутствие равноправия во время полового акта. Мне нравилось представлять себя в полной власти мужчины. Представлять, как он будет овладевать мною так, как ему вздумается. Представлять грубость и пошлость ситуации, в которой, при этом, я буду оказываться. Именно так себя и вел Рокко на экране с рядом своих партнерш.

И именно так, в моей фантазии, вел себя и Арслан. В ту ночь я часа полтора натирала свой клитор, и мечтала о члене понравившегося мужчины. Представляла себя лежащей на том самом столе, за которым мы ужинали, обнимающей Арслана ножками. А он трахал меня, не целуя. Трахал долго и жестко, на грани насилия. Я не ведала чувств женщины, которую имеют таким вот образом, но очень живо представляла её ощущения и кончала. Кончала, кончала и кончала. Раз пять или шесть, вероятно, кончила. А потом, совершенно изможденная, провалилась в бездну сна, из которого вернулась уже утром, когда сработал будильник, и настала пора собираться «на пары».

Идти в универ совершенно не хотелось. Мысль о том, что придется видеться с Мансуром, была невыносима. Все оттого, что за содеянное минувшей ночью (пусть и в фантазиях) с его отцом было ужасно стыдно. У меня всегда так. Многое из того, что ночью не кажется мне вопиющим беспределом, с утра и в течении всего следующего дня, заставляет меня беспричинно краснеть при одном лишь воспоминании об этом. С другой стороны, если не появиться на занятиях, Мансур решит, что я по-прежнему нездорова и приедет сюда проведать меня. А это будет еще хуже, нежели несколько минут разговора в коридоре учебного корпуса.

Так что, пришлось вставать и переться на учебу. Благо, погода была теплая, и не пришлось одевать что-то теплее плащика и любимых осенних сапожек. Про полувер с широким воротником под горло, и удобные джинсики даже говорить не стоит. Той осенью подобный стиль в одежде нравился мне больше всего. Первая лента тянулась невыносимо долго. Во время неё я твердо решила, что сегодня же возьму билет домой и сбегу на несколько дней из Ташкента. Мне нужно было сменить обстановку.

Сразу после первой «пары» я решительно двинулась в сторону деканата, намереваясь выпросить у зам. декана разрешение на отъезд по уважительной причине. Пока шла и придумывала её (уважительную причину), раздался звонок моего мобильного телефона. Порывшись в сумочке, достала любимую «Нокию» и посмотрела на черно-белый экранчик. Номер был неопределенным. Интересно, кто бы это мог быть, подумалось мне. Мне еще никто и никогда не звонил с неопределенного номера. Я отошла в сторонку и сняла трубку:

,Мансур! Он хочет со мной о сыне поговорить, больше не о чем! Наверняка, заведет разговор о серьезности намерений отпрыска в моем отношении. Тогда не страшно. Главное,Арслан надумал кончать, и даже сообщил мне об этом. Велел сперму в рот принять, не проронив ни капли. Чехлы на сиденьях были новыми, и пятна, оставленные упущенной спермой, были недопустимы. «Ну, надо же!», —,уже слишком, и я поспешила выказать любовнику свое недовольство. Конечно же, я не претендовала на его верность одной лишь мне. Об этом и речи быть не могло. Но можно же было, хотя бы подмыться после последней партнерши, и не приезжать ко мне с «её губами» на причинном месте.

На мои гневные речи Арслан лишь рассмеялся и ответил, что рот другой женщины не самое страшное из тех мест, где может побывать его член, перед тем, как попасть уже в мой рот. После того, как я повторно отказалась сосать его член, мне впервые в жизни врезали звонкую пощечину (скорее оскорбительную, нежели болезненную), и велели перестать «валять дурака». Судя по гневным молниям, сверкавшим в уголках глаз моего мужчины,мгновений и плавными рывками опустил бедра вниз. Я вновь заплакала. Теперь еще и от резкой боли внутри моего тела. Она (боль) заставила меня передернуться, и протяжно простонать. Вообще-то, это был сдавленный крик, но прокричать у меня не вышло. Рот был набит членом второго «незнакомого типа».

Все, что происходило после этого описать невозможно, ввиду того, что я немного потеряла ориентацию в пространстве, и многое попросту не запечатлелось в моей памяти. Скажу одно,ума не приложу? Где же Арслан? Мне его так не хватает. Чувствую себя здесь «не в своей тарелке». Уж лучше бы во вчерашнюю квартиру меня привезли. Там я себя намного комфортнее ощущала.

От «нечего делать» пересчитала мужчин. Ровно десять человек. На меня никто из них внимания не обращает, будто и нет меня рядом. Вскоре появились и первые дамы. Точнее, две высокомерные брюнетки в облегающих джинсах и укороченных курточках из того же материала. Обе,

Марсель.